ОЛЕГ ПАРАМОНОВ: "ПЕДАГОГИКА – ЕЗДА В НЕЗНАЕМОЕ»
С 2004-го Олег Геннадьевич верой и правдой служит турниру профессионального мастерства педагогов Тюменской области, возглавляет большое жюри регионального конкурса. Все четыре года мы наблюдаем за этой колоритной фигурой, делая пометки в своем журналистском блокноте... Благородный хулиган. Разумный эгоист. Потрясающий знаток русской поэзии.
Тридцать три года в школе. На наш прямой вопрос, не надоела ли ему «общая средняя», дает откровенный ответ. В жизни лучше заниматься тем, в чем преуспел, что не обязательно любишь, но в чем разбираешься профессиональнее остальных. Единственное, в чем реализуется наш герой, по его же словам, что умеет делать, как никто другой, – преподавание литературы. Поэтому он и сегодня продолжает выходить к классной доске. Как на авансцену.
– На открытии конкурса «Учитель года Тюменской области -2007» вы сказали, что Тюмень стала для вас родным городом, что ждете встречи с ней. Это действительно так? Или это простая дань приличию?
– У вас есть прекрасная возможность сравнить. Какова, на ваш взгляд, траектория движения нашего областного конкурса: по наклонной вверх, вниз или ровно по горизонтали?
–Предполагаю, что чиновники так редко чтят своим присутствием наш конкурс, если не сказать, вообще подчеркнуто игнорируют, потому что считают его делом несерьезным. По их мнению, это просто шоу «в коротких юбчонках». Знаю, и среди самих педагогов бытует подобное мнение. По крайней мере, есть убеждение, что «Учитель года» лучшего педагога не выявляет. В крайнем случае, повышает престиж учительской профессии.
– Одна из ваших коллег справедливо заметила, что при оглашении решения жюри у зрителей и конкурсантов не возникает желания забросать арбитров гнилыми помидорами. Хочется крикнуть им: «Браво!» Хотя, знаю, вынесению вердикта порой предшествуют жаркие споры. Чем лично вас должен удивить конкурсант, чтобы поставили ему высший балл?
– Приятно, что мужчины, по которым так истосковалась наша школа, наконец-то выходят в лидеры. Но разве учительство – работа для сильного пола?
– Считаете ли вы, как другие педагоги, что учитель – самая лучшая на свете профессия?
–Но как же вышло, что сами вы выбрали педагогику?
– Смею предположить, что тогда-то и родилась ваша нелюбовь к методистам.
– Но дети в наших взрослых проблемах не виноваты. Где найти средство, чтобы подпитать прежде всего собственный интерес?
– Вы строгий учитель, двойки с удовольствием ставите?
– Мы говорили о «трудных» учениках. А учитель может быть двоечником?
– На ваш взгляд, педагог должен быть поэтом, даже если он математик?
– Олег Геннадьевич, не назову вам в своем окружении человека, который бы с пиететом относился к школе. В ней так много показухи, формализма, казенщины…
Есть ли этому противоядие?
– Но учитель зависим от множества обстоятельств, иерархии проверяющих, вороха инструкций. Может ли этот, внутренне несвободный человек, взрастить вожделенного свободомыслящего ученика?
– Идти, полагаете, все-таки стоит?
– Конечно! Иначе, как говорится, нам удачи не видать... Но в целом радости, согласен, мало. Недавно вспомнился фрагмент из кинофильма «Броненосец «Потемкин». Лестница, сбегающая по ней коляска. И родились грустные поэтические ассоциации с нашей жизнью, нашим образованием. «Не птицей-тройкой, не чудным мгновением – За что это ей, я судить не берусь, А детской коляской, трясясь по ступеням, В потемки грядущего катится Русь».
Тридцать три года в школе. На наш прямой вопрос, не надоела ли ему «общая средняя», дает откровенный ответ. В жизни лучше заниматься тем, в чем преуспел, что не обязательно любишь, но в чем разбираешься профессиональнее остальных. Единственное, в чем реализуется наш герой, по его же словам, что умеет делать, как никто другой, – преподавание литературы. Поэтому он и сегодня продолжает выходить к классной доске. Как на авансцену.
По наклонной вверх
– На открытии конкурса «Учитель года Тюменской области -2007» вы сказали, что Тюмень стала для вас родным городом, что ждете встречи с ней. Это действительно так? Или это простая дань приличию?
– Как пишущий человек, не могу не вспомнить Сергея Есенина. Он как-то сказал: «Я сердцем никогда не лгу…» Вот и я и в стихах, и в прозе привык говорить искренне, если не могу этого делать – молчу…
Чувство близости с тюменской землей, с вашим краем родилось еще в 2003-м. Тогда в Тюмени проходил первый образовательный форум, на который прилетел из Москвы весь цвет российской педагогики. Асмолов, Ямбург и другие... Помнится наша поездка в Тобольск, открытые уроки, которые давали на большой сцене. Вот тогда-то мы близко познакомились с Ольгой Ройтблат, нынешним ректором Тюменского областного института развития регионального образования, ощутили родство душ. И когда через год Ольга Владимировна рискнула предложить мне роль председателя жюри областного конкурса «Учитель года», я удивился. В то же время это была для меня большая честь.
В свое время я возглавлял жюри Всероссийского конкурса. Здесь же, в Тюмени, четыре года назад я увидел совершенно другой уровень учителей. И тогда-то мы вместе с Салаховым, директором знаменитой сургутской гимназии (он тогда тоже был в жюри областного конкурса), если помните, высказали мнение, что, может быть, для сельских учителей следует проводить отдельный конкурс. Настолько они отличались от городских.
– У вас есть прекрасная возможность сравнить. Какова, на ваш взгляд, траектория движения нашего областного конкурса: по наклонной вверх, вниз или ровно по горизонтали?
– Только вверх, причем очень резко. Особенно два последних года. Наблюдается огромный прогресс в овладении компьютерной техникой преподавателями химии, физики, литературы, музыки. С компьютером они уже на ты. Такого нет ни на моей родной Брянщине, ни в других российских регионах. Езжу по стране и вижу, что Тюменская область действительно впереди России всей по технической обеспеченности, обученности педагогов. Грань между городскими и сельскими педагогами стерта. Посмотрите, даже по результатам нынешнего вашего конкурса в лидеры вышли учителя не областного центра, а тюменской глубинки.
Шоу в коротких юбчонках?
–Предполагаю, что чиновники так редко чтят своим присутствием наш конкурс, если не сказать, вообще подчеркнуто игнорируют, потому что считают его делом несерьезным. По их мнению, это просто шоу «в коротких юбчонках». Знаю, и среди самих педагогов бытует подобное мнение. По крайней мере, есть убеждение, что «Учитель года» лучшего педагога не выявляет. В крайнем случае, повышает престиж учительской профессии.
– Подобные тенденции существуют, и это тревожит. И чиновники, как вы точно заметили, игнорируют конкурс. Появляются, в лучшем случае, к его финалу – поздравить победителей, пожать руку, продемонстрировать свое участие. В какой-то момент подобное было и на Всероссийском «Учителе года». Но стоило критикам, в том числе даже министрам, всерьез прикоснуться к конкурсу, побеседовать с его участниками, и в них сразу пробуждался интерес. Здесь главное, чтобы не было предвзятости.
Согласен, учителя тоже придерживаются скептического мнения. Обычно его высказывают те педагоги, которые сами в «Учителе года» не участвуют. Это как в плавании: кто-то набрался мужества и прыгнул в воду, а кто-то предпочел остаться на берегу под предлогом: «Вода холодная». При этом, как водится, не преминет шепнуть соседу: мол, пловец и плавать-то не умеет, а лишь изображает профессионала... Смею заверить, что у жюри на первом месте – оценка именно профессионализма учителя. И в этом отношении конкурс – не шоу, а серьезная и трудная работа.
– Одна из ваших коллег справедливо заметила, что при оглашении решения жюри у зрителей и конкурсантов не возникает желания забросать арбитров гнилыми помидорами. Хочется крикнуть им: «Браво!» Хотя, знаю, вынесению вердикта порой предшествуют жаркие споры. Чем лично вас должен удивить конкурсант, чтобы поставили ему высший балл?
– Очень люблю слова Оскара Уайльда. О том, что плохой учитель излагает, посредственный объясняет, хороший показывает, а великий вдохновляет… И если я чувствую вдохновение после конкурсного урока, с одной стороны, а с другой – понимаю, что подобный урок лично мне никогда не дать, то это для меня – высший критерий. Если даже у педагога что-то не получилось, какие-то детали, это не так важно… Главное – его личность, умение общаться с детьми. Все остальное к этому просто прикладывается.
Да, иногда, как в 2006 году, при подведении итогов бывают очень спорные ситуации. Порой лидер определяется сразу. В этом году это именно тот случай. Победителем стал учитель информатики из Ишима Олег Цвырко. Удивительный педагог.
– Учительство – работа для мужчин?
– Приятно, что мужчины, по которым так истосковалась наша школа, наконец-то выходят в лидеры. Но разве учительство – работа для сильного пола?
--Да, это мужское дело! Просто иногда складывается так, что в нашу профессию приходят представители сильного пола, которые, может, чувствуют себя ущербными, в чем-то другом не состоявшимися. Кстати, немало встречал таких мужчин, которые ходят по школе, как «облако в штанах». Но если ты сохранил в себе стержень, если учительство стало делом твоей жизни, то это очень почетная для мужчины профессия.
Вообще всегда считал, что великая честь и великое счастье – однажды написать кому-то из воспитанников, как Жуковский Пушкину: «Победителю-ученику – от побежденного учителя». Не каждый мужчина способен на такое. Только настоящий! Кстати, мужчина-педагог – это… мать, рождающая своего ребенка-ученика. Такая парадоксальная мысль пришла сейчас в голову.
– Считаете ли вы, как другие педагоги, что учитель – самая лучшая на свете профессия?
– Ни в коем случае. Обе мои дочки пошли в финансово-экономический институт, а не в педагогический, и этим я, если честно, счастлив.
Наука прощать
–Но как же вышло, что сами вы выбрали педагогику?
– Прежде чем стать педагогом, я полюбил литературу. Эту любовь привила мне мама. Она была завучем и отличным учителем словесности в нашем классе, и за это я ей очень благодарен. Будучи пятиклассником, стал победителем смотра-конкурса чтецов Брянской области, опередив десятиклассников. Помнится, читал: «По небу тучи бегают, дождями сумрак сжат…», не понимая смысла, но упиваясь музыкой стиха. Маяковский – моя любовь на всю жизнь. Потом стали появляться Есенин, Пастернак...
Помню себя еще в детском садике. Воспитательница читает какой-то интересный рассказ, а я переживаю, что его не слышит мой друг Сережка. Вечером бегу к нему и пересказываю как умею... Это эмоциональное желание поделиться с кем-то собственным открытием, быть среди людей, в конечном счете, сделало меня учителем. Но сначала это стремление услышать и быть услышанным привело меня к поэзии и театру.
– Когда же Муза впервые посетила вас?
– Первое стихотворение написал в восьмом классе. К празднику 8 Марта. В подражание лицейской лирике Пушкина. Отец относился к пробам моего пера весьма скептически. С иронией. Отсюда и моя самоирония к собственному творчеству. Один из поэтов сказал, что «нас всегда ирония спасала от дураков, жены и пьедестала». Этого тезиса придерживаюсь и я.
Как правило, главное правило своего существования поэт выводит из самой жизни. Но бывает так, что прежде родятся строки, причем очень легко, а потом в них вдруг обнаружится глубокая идея. И окажется: про себя написал... Так случилось с четверостишием, которое очень любит моя мама: «Как хотите, но стоит признать, чтоб на этой земле продержаться, не усвоить науки прощать без искусства не обижаться». Именно мама поделилась со мной своим открытием его смысла, потом эти строки предложил своим ученикам в качестве темы сочинения, не называя, конечно, фамилии их автора. Интересные вышли рассуждения...
Но я, похоже, отвлекся. Да, у меня была жгучая мечта поступить в театральный институт. Именно в Ленинграде. Ведь это город, в котором учились мои мама и папа, и где я сам должен был появиться на свет. Но мама, сдав госэкзамен, вернулась на родину, в Брянск. Лишив меня тем самым награды (тогда рожденным в Ленинграде в 1953-м выдавали юбилейные медали к 250-летию города), но не будущей профессии. Вняв мудрым советам родителей, поступил-таки в знаменитый Ленинградский педагогический имени Герцена. С одной-единственной целью – играть если уж не в театре, то в вузовской театральной студии, где мой талант будет непременно замечен.
Наш курс был экспериментальным. 18 парней. И это на филфаке! Мы все писали стихи. Бродский еще жил в Питере, с Борисом Гребенщиковым, для нас просто Бобом, встречались на тусовках. Можете представить, какая бурная юность у нас была! И мечтали мы, конечно, о будущности поэтов, и совсем не думали о работе в школе. Но началась педагогическая практика. И тут наши парни стали уходить с факультета. Один за другим. А мне вдруг понравилось!
Помню, на практике дали мне шестой класс. В школе Гайдара. Учительница, которая должна была меня курировать, заболела, я давал уроки вместо нее. За работу она выдала мне из собственной зарплаты десять рублей. А вот наш методист, старая учительница и завуч, поставила мне за ту практику, за преподавание литературы, «два».
– Смею предположить, что тогда-то и родилась ваша нелюбовь к методистам.
– Абсолютная! Впрочем, я хорошо относился к той бабушке. Просто у нее было свое видение школы Гайдара, а у меня – свое.
Дети Полония?
– Более трех десятков лет вы в школе. Каждый день приходить на урок, становится у классной доски и каждый год твердить одно и то же – это, признайтесь, скучно и утомительно.
– Есть такое. «Серебряная свадьба» Толстого с Достоевским, хоть я их очень уважаю, если честно, утомляет. Потому и часов у меня сегодня не много – всего одиннадцать.
– Но дети в наших взрослых проблемах не виноваты. Где найти средство, чтобы подпитать прежде всего собственный интерес?
– Вы точно подметили. Готовясь к уроку, всегда стремлюсь исходить из того, чтобы прежде было интересно мне. Здесь в отношении детей я эгоист, но эгоист, по выражению Чернышевского, разумный. Потому что если интересно мне, то будет интересно и моим ученикам.
Нахожу вдохновение в поездках по регионам России, за рубеж. Например, меня, имеющего уже авторитет и опыт, приглашали в творческое турне по Англии, Финляндии, Японию с целью «прививания любви к русскому языку иноязычным старшеклассникам и студентам». Директор школы – мой друг, и у меня скользящий график работы. Могу уехать, приехать, выдать какую-то «фигуру» уроков – и вновь исчезнуть.
– Вы строгий учитель, двойки с удовольствием ставите?
– У меня двоек вообще не бывает. Считаю, двойки любят ставить учителя, вымещающие недовольство собой, собственное зло на ученике. Я же, когда вхожу в класс, точно знаю, кто готов к уроку, а кто нет. Поэтому, чтобы себя не расстраивать, работаю с теми, кто домашнее задание выполнил. Одновременно у тех ребят, кто не готов, потихоньку пропадает напряжение, они уже не нарушают дисциплину. И, смотришь, они уже подключаются к нашему диалогу.
Вспоминаю один случай. Как-то с учениками пошли в турпоход. Решили сделать привал. Двое пацанов уселись в сторонке от класса, достали свою колбаску, балычок (родители у них трудились на местном мясокомбинате). Все остальные сидели, счищали скорлупу с яиц (годы тогда были голодные, дефицитные). И вдруг слышу, как один из той двоицы бросает в сторону большинства реплику: «О, дети Полония!» Все! Тройку я ему уже мог спокойно поставить. Ведь он, сидевший на уроке, когда мы изучали «Гамлета», безмолвно и вроде бы безучастно, усвоил суть монолога Полония.
Поэтом быть обязан!
– Мы говорили о «трудных» учениках. А учитель может быть двоечником?
– К сожалению, процент, как вы сказали, учителей-двоечников сегодня большой. И это не вина педагогов, а прежде всего тех, кто их учит.
Не так давно был на одном из совещаний, где шла речь о падении интереса к чтению. В качестве одной из причин я назвал очень низкий уровень выразительного чтения у самих преподавателей, особенно у филологов. В вузах этот предмет вообще не преподают, мотивируя тем, что некому. А вот во время моей учебы в институте декан нашего факультета знаменитый Марк Григорьевич Качурин, один из авторов учебника литературы для 9-го класса, по которому вы тоже учились, сам не обладая даром декламации, приглашал к нам Владимира Рецептора, Олега Басилашвили, Ефима Копеляна... Что же мешает преподавателям нынешних университетов обращаться за помощью к актерам местных театров?
– На ваш взгляд, педагог должен быть поэтом, даже если он математик?
– Да! Маяковский дал лучшее определение поэзии, написав, что это езда в незнаемое. То же можно сказать и о педагогике.
– Олег Геннадьевич, не назову вам в своем окружении человека, который бы с пиететом относился к школе. В ней так много показухи, формализма, казенщины…
Есть ли этому противоядие?
– Противоядие одно – даже среди показухи и формализма оставаться самим собой. Быть личностью.
– Но учитель зависим от множества обстоятельств, иерархии проверяющих, вороха инструкций. Может ли этот, внутренне несвободный человек, взрастить вожделенного свободомыслящего ученика?
– В том-то и беда нашего общества. Стоит чуть-чуть кому-то выделиться, даже на конкурсе, показать свою неординарность, свободную, раскованную, самодостаточную натуру, это сразу у многих вызывает возмущение. Как это так: к методистам не обратился, от помощи отказался, урок ведет совсем не так, как требует программа?! В подобной ситуации не всякий учитель выстоит и выберет собственный путь, пойдет прямой дорогой, никуда не сворачивая.
– Идти, полагаете, все-таки стоит?
– Конечно! Иначе, как говорится, нам удачи не видать... Но в целом радости, согласен, мало. Недавно вспомнился фрагмент из кинофильма «Броненосец «Потемкин». Лестница, сбегающая по ней коляска. И родились грустные поэтические ассоциации с нашей жизнью, нашим образованием. «Не птицей-тройкой, не чудным мгновением – За что это ей, я судить не берусь, А детской коляской, трясясь по ступеням, В потемки грядущего катится Русь».
Кто остановит эту коляску? Может, младенец? Хотя бы его нам уберечь…
Елена СУСЛОВА ("Тюменские известия")